BACKGROUND CHECK: Я родилась где-то на окраине Пасифики: в полуразрушенном здании с дырявой крышей, сквозь которую просачивался холодный дождь, а стены покрывали выцветшие лоа-граффити - следы давно забытой веры и безумия. У меня не было ни свидетельства о рождении, ни медицинской карты, ни даже имени. Только мать, Бамба, которую я не успела запомнить - она умерла от сепсиса на третий день после родов, оставив меня одну в этом мире. Меня нашли в переулке у входа в старый киберхрам Вудуистов, завернутую в кобуру из тряпья и ржавого металлолома. Никто не хотел связываться с безымянным ребенком, но один уличный торговец по имени Клайв взял меня под свою защиту. Он-то и дал мне первое имя - «Джо». Сказал, что это имя - в честь кибер-женщины из какого-то давно забытого ситкома. Клайв научил меня примитивному выживанию, хитрости, дал крышу и первый урок в том, как не быть просто очередной жертвой. Когда мне было 11, мой вынужденный опекун исчез - или, точнее, его убили. Говорят, что это была очередная расправа между бандами за контроль над территорией, и что он просто оказался не в то время и не в том месте. Клайв был тем, кто дал мне имя и его смерть его стала первым из многих шрамов, которые я ношу на душе. В 13 лет я впервые взяла под контроль дрон J0-52 - военный разведывательный аппарат, который потерял управление из-за помех и глюков системы. Никто из взрослых не рискнул вмешаться, считая, что его скоро уничтожат, а уцелевшие останутся брошеными. Тогда я села у своего импланта - маленький интерфейс, который сама собрала из деталей и чертежей, украденных у одного невнимательного чумбы. Это был не самый мощный девайс, но он каким-то чудом мог перехватывать и посылать сигналы. Я начала сканировать каналы управления дроном, перебирая частоты, ловя слабые импульсы — словно играя в нервную игру с техникой, которая была на голову выше меня. Шансы были ничтожны, но мне повезло: дрон работал на устаревшей прошивке, и я смогла найти лазейку - небольшой баг в системе безопасности, о котором раньше слышала из рассказов старых хакеров. Сделав пару быстрых манипуляций и введя коды, которые сама скомпилировала на месте, я перехватила управление. С того момента началась настоящая гонка: уцелевшие внизу оглядывались и суетились, дроны-преследователи не отставали, а я держала J0-52 на связи, чтобы вывести их из зоны риска. Не раз приходилось отключать видеокамеры и обманывать системы наведения. Это было, как танец на лезвии ножа - малейшая ошибка, и все могло закончиться катастрофой. Когда наконец мы вышли из опасной зоны, люди смотрели на меня как на чудо - худощавую девчонку-подростка, которая управляла настоящей машиной войны. Так и появилось мое второе имя — ДжоДжо, как дань уважения силе, которую я тогда едва понимала. Имя моей матери - Бамба - я узнала только спустя годы, уже после того, как мне исполнилось 20. В поисках ответов я ворвалась в заброшенный киберхрам Вудуистов - то самое место, где меня нашли в ночь без имени и будущего. Среди пыли и полураспавшихся артефактов я наткнулась на старый дневник. Его страницы были покрыты неразборчивым почерком, но одна запись выделялась: женщина по имени Бамба описывала последние дни своей жизни - тяжелую болезнь, страх и надежду, что ее ребенок не умрет в утробе вместе с ней. Это было единственное упоминание о моей матери - словно проклятие или молитва, оставленная в прошлом. С тех пор имя Бамба преследует меня, словно последний кусочек человечности, который я могу назвать своим. И иногда, в тишине ночи, я шепчу его, пытаясь прикоснуться к той части себя, что когда-то была живой и настоящей.
Меня обучали жестко и по самым суровым законам улиц Пасифики, где слабых быстро вычеркивают. В 12 лет я уже могла взломать дверной замок ногтем-имплантом с графеновым наконечником за пайку еды или пару пакетов нейро-бустеров. Я научилась читать тишину, даже когда вокруг не было ни звука, и знать, что происходит за углом. К 14 годам я стала курьером черного шифра — передавала сообщения и данные, от которых зависели жизни. А в 15 я вырвалась из-под крыла Вудуистов, чтобы больше никогда никому не позволять себя держать на поводке. Моя первая предательская сделка осталась в памяти, как ожог на самых чувствительных нервах. Это случилось в 17. Один из наставников - тот, кто научил меня шифровке и торговле инфой - продал меня. За доступ к редкому дата-ключу и грязный кредит с пятью нулями он сдал NetWatch координаты моего убежища, прикрываясь договором с уличной бандой. Операция была молниеносной и безжалостной: дроны рухнули сверху, воздух вибрировал от электрошумов, и если бы не встроенный в мой имплант перехватчик сигналов, я бы не успела сбежать. Я выжила: испуганная, раненая, с отозванными лицензиями и именем в черном списке. Но я вернулась и громко заявила о себе. В ту же ночь, перебравшись через крышу соседнего здания, с горлом, хрипящим от кашля, и запаянным швом на плече. Я подключилась к частной сети своего предателя, обошла все его защиты и вручную переписала биометрические данные так, что ни один городской сканер не узнал его. Удалив следы, я выложила его ID в общий доступ с пометкой «небезопасен». Через два дня его нашли на юге Пасифики - без имени, без сетевых глаз, с лицом, стертым в прямом и переносном смысле. С той ночи в мое сознание болью врезалась одна установка: чем больше ты доверился человеку, тем больший у него соблазн тебя предать.
Бестия была всем, чем я не была - громкая, уверенная, вечно на виду, с голосом, который резал воздух, как лезвие. Ходили слухи, что она однажды заставила молчать троих корпоратов одним взглядом. Я не знала, правда это или нет, но когда впервые увидела ее в "Afterlife", сомнений не осталось: она не нуждалась в угрозах, ей достаточно было посмотреть на человека, и он сразу пересматривал свои планы. Мне было 18. Я не пришла просить. Я пришла предложить - инфу о перемещении киберпсихов в доках. Свежая прослушка, отфильтрованная и очищенная. Сделка была рискованной: не из-за данных, а из-за того, что мне пришлось выйти из тени. Я вбежала в логово зверя с голыми руками, ошибочно думая, что у меня внутри сталь. Бестия выслушала. Рассмеялась - коротко, почти как предупреждение. Но данные взяла. Помню, как она тогда сказала: «Если через три дня они не сдохнут - найдешь меня снова». Через три дня она нашла меня первой. И предложила работу. Не как ученику, не как курьеру, а как проверке. То, что было дальше, напоминало не обучение, а фронт: она не объясняла дважды. Не прикрывала. Не терпела ошибок. Только холодная стратегия и скорость принятия решений. Каждый заказ был будто экзамен с выстрелами вместо оценок. Я училась выживать в ее темпе. Потом - думать быстрее. Потом - предугадывать. Иногда мне казалось, что я просто играю по правилам Бестии, но в какой-то момент я начала замечать: она задает ритм, а я - направление. Я научилась не бояться уважения. А управлять им. Вызывать его. Когда год прошел, она ничего не сказала. Просто переслала мне контракт — напрямую, без проверки. Там было одно слово в примечании: «Заслужила».
Я не искала встречи с Мистером Хэндсом. Таких, как он, не находят, они сами выбирают, когда и как объявиться. Но, когда я предложила маршрут для каравана с нелегальной продукцией, он позвонил мне лично. Без предварительных договоров, без представителей. Просто короткий вызов на закрытый канал: - Говорят, ты знаешь, как пройти, не оставив следов. - Я знаю, как сделать так, чтобы никто не задавал вопросов, — ответила я. Речь шла о грузе, который не должен был попасться ни дронам, ни людям. Стандартные артерии мегаполиса были слишком шумными - там, где все под наблюдением, каждое движение фиксируется. Я предложила обойти весь шум через забытые туннели метро - те, что когда-то закрыли после обрушений и бунтов. Места, где даже крысы теперь двигаются тихо. Я знала маршрут. Я не предлагала его - я продавала уверенность. Сделка прошла. Караван дошел. Чисто. Тихо. Быстро. Через пару дней на моем терминале появился зашифрованный файл. Внутри - карта контактов, пометки, новые запросы. Внизу - только загадочные инициалы - Х. Так началась наша связь. Он не давал приказов. Он давал пространство - и смотрел, как я его использую. Самая серьезная операция была позже. Biotechnica и Arasaka - союз, который грозил стереть с улиц независимые сети и частные потоки имплантов. Их договор был почти подписан, но мы знали: почти - это все еще не навсегда. Я предложила простой ход: компромат. Искусственный. Но достаточный, чтобы посеять сомнение. Вброс в закрытую сеть. Подмена доступа. Коварная ловушка, оформленная как ошибка в верификации. Файл сработал. Arasaka вычеркнула Biotechnica из повестки. Биомаркеры были подменены, запись перехвачена. СМИ получили то, что хотели, даже не поняв, кто так шустро подложил им эту наживку. Почти никто не пострадал. Почти. Один техник из Arasaka - Кэндзи - проверил файл вручную. Без прокси, без защиты. Я не рассчитывала на это. Он не успел отключиться. Система замкнула его в петле, и он сгорел в собственной нейросети. Тихо. Почти без боли. Но не без следа. Я ненавижу такие исходы, такие напрасные и невинные жертвы. Я оставила себе копию его имени. Просто чтобы помнить. Хэндс не спросил, почему это произошло. Просто передал короткий отчет: "Работа выполнена. Побочных эффектов — минимально. Стиль: узнаваемый. Однозначно, ее работа.” И я поняла, что он больше не сомневается. Он знает, кем я стала.
Трой Блэкчер. Он вошел в мою жизнь так же, как входит закат в город: медленно, уверенно, с запахом металла и усталости. Было видно, он видел слишком много. Но не говорил. Такие не рассказывают - просто идут дальше. Когда-то он был мальчишкой с улиц, ворующим ради еды и сарказма. Мусорщиком, кочевником в банде «Ржавые Стилеты», пока Biotechnica не выжгла их из пустоши. Его снова вышвырнули на край. Но он всегда находил способ - собирать себя по частям и идти дальше. Я встретила его на нейтральной зоне между двумя районами. Серая полоса, где не летали дроны и не слушали стены. Я искала нейрошип - фрагмент, затерявшийся на юге. Он - укрытие. Я предложила ему сделку: он делится информацией, а я любезно предоставляю ему прикрытие. - Если соврешь, то ты умираешь первой. - Он посмотрел на меня так, будто уже знал, чем все кончится. - Если я вру - ты не узнаешь, кто был вторым. С тех пор мы работали вместе. Не сразу, не гладко. Через недоверие, обостренные сигналы и ранние тревоги. Он умел выживать, а я - читать сигнатуры и слушать между строк. Однажды спасла ему жизнь, когда NetWatch попытались запереть его нейрон через ложную точку входа. Я сорвала хаб вручную, с откатом по всей подсети. Он тогда сказал мне "спасибо". Один раз. Больше не нужно было. Иногда мы сидели рядом. Молча. Не как пара, не как друзья. Как те, кто слишком многое видел, чтобы говорить вслух. И, возможно, это было ближе, чем любые слова. Впоследствии он захотел уйти. Не просто «пропасть на время». Уйти насовсем. Из сетей, с улиц. Туда, где нет сканеров, сигналов, корп-контроля. Туда, где, как он сказал, - «Ничего не ждешь и тебе ничего не должны». Я молчала и, если честно, мне было ужасно тоскливо, я ощутила поглощающий страх перед неизвестностью и возможными переменами. Но отпустила, потому что понимала - мы стоим на разных берегах. Он хотел вернуться к простому. А я давно отключилась от всего, что называют «просто». На моей кибердеке зашифрованное сообщение. От него. Я не читаю. Потому что иногда, чтобы остаться сильным лучше не знать. А чтобы выжить лучше забыть, что тебе есть, кого ждать.
Открыть свой бар - это был мой способ поставить точку. После всей беготни, уличных разборок и грязных сделок я захотела место, где можно было бы контролировать все самой, взять все в свои руки. Не просто точку на карте, а пространство, где только мои правила и ни шагу в сторону. Это не было легко. Видавшее виды помещение - старый заброшенный склад, вонявший гарью и кровью. Месяцы ремонта, ночи без сна, бесконечные переговоры с теми, кто привык решать вопросы силой. Каждый гвоздь, каждый метр краски - это мой маленький бунт, мой способ сказать: я здесь, и меня не сломать. Бар - моя крепость, мой последний оплот в этом мире, где каждый звук словно вызов, а каждое слово - сделка на вес жизни. Здесь играет музыка и перекликается с пульсом города... Глухим, пронзительным, безжалостным. В этом месте кровь и расчет сливаются воедино, и я - не просто фиксер, я сама сеть, холодная и живая. Я не просто решаю проблемы: я их создаю и развязываю, переплетаю судьбы и коды, переписываю правила этой игры. В моих тетрадях - почерки убийц и шепоты корпоратов, в голове - маршруты банд и секреты, которые никто не должен знать. Я не богата, но у меня есть власть: я вижу дальше, знаю больше, держу всех на коротком поводке. Но власть - хрупкая штука. Каждый шаг вперед - это новый вызов, баланс на лезвии ножа. В моих глазах отражается тень неизвестности: что будет завтра, когда игра изменится, когда те, кто сейчас боится меня, начнут охоту? Сегодня бар - моя крепость. А завтра? Там может быть только тишина... или война. |
ADDENDUM: волосы: платиновые дреды с оптоволоконными вставками, которые светятся в ультрафиолете и неоновом освещении. подсветка регулируется: от почти незаметного мерцания до яркого светового сигнала. глаза: модифицированные Kiroshi Optics с янтарной радужкой. встроенная микросхема анализирует и маркирует цели в режиме реального времени. есть ночное и инфракрасное видение, прицел с дополненной реальностью и интерфейс AR для доступа к данным в поле зрения. импланты у глаз: тонкие сенсорные пластины под кожей вокруг глаз, подключенные к нейросети. анализируют мельчайшие изменения выражений лиц, микронавыков и поведенческих паттернов. тело: второе сердце - резервный биомодуль, предотвращающий остановку сердца при критических повреждениях. позвоночник и кости укреплены сплавом титана и углеродного волокна, что дает дополнительную выносливость и защиту. под кожей встроен электромагнитный щит, который защищает от EMP-атак и служит легкой броней. ноги: встроенный ускоритель Кересников - повышает реакцию и скорость движений. укрепленные сухожилия и амортизаторы в пятках позволяют прыгать с больших высот без вреда для здоровья. руки: интерфейсные порты в запястьях для подключения к технике, взлома и контроля систем. встроенные стимуляторы ускоряют регенерацию и обеспечивают кратковременный адреналиновый подъем. ударные модули в костяшках пальцев - для эффективного ближнего боя. один день с Клайвом. воспоминания из детства Утро в Пасифике всегда начиналось одинаково. Это, как беспардонный вброс города в тебя с самого рассвета. Сирены, гул машин, звон металлических конструкций и скрежет шин, вперемешку с запахом выхлопов и горелого масла - все это накатывало, как вал, с которым нельзя было бороться. Этот запах - не просто фон. Он проникает в кожу, впитывается в одежду и остается с тобой надолго, как признак принадлежности к этому городу. Пасифик не спрашивает, хочешь ли ты быть частью его, он просто ставит метку. Я проснулась в нашей комнате, где крыша давно перестала быть защитой: солнечный свет проникал через дыры, рассекая тьму и играя на стенах, словно предупреждая, что обстановка здесь жестока и холодна. Разбитое стекло на полу отражалось в миллионах искр - хрупких и острых, как наши жизни здесь. Рядом сидел Клайв. Он был словно тень, вытянувшаяся в комнате: высокий, худой, с курчавыми черными волосами, которые слегка спадали на лоб. Его кожа оттенка теплого шоколада, матовая и гладкая, будто отполированная веками борьбы. Лицо острое, словно вырезанное из камня, с тонкими губами и глубоко посаженными глазами - янтарь с золотистыми бликами, в которых отражались улицы и ночные огни города. Он одевался просто и всегда в черное: кожаная куртка, потертые джинсы, ботинки, которые уже давно перестали быть новыми, но которые казались частью его самого. В нем была харизма, которая не требовала слов, - она исходила от уверенного движения и того, как он держался в этом шумном мире, словно единственный, кто действительно принадлежит ему. Его голос был тихим и ровным, когда он говорил, но в нем чувствовалась глубина и холод, как будто он пропитал каждое слово тяжестью прожитых лет, хотя ему было в районе сорока. Он редко улыбался, и когда это случалось, улыбка была тонкой и редкой, как проблеск солнца в пасмурный день. Для меня он был одновременно и защитником, и загадкой, которую я пыталась разгадать. Он не сказал ни слова, просто коротко кивнул мне. В этом кивке была вся его сдержанная забота без ласк и слов, но с прочной защитой, которую он мне дарил. Иногда я думала о нем и не могла понять, что он для меня на самом деле. Он, как стена, за которой я могу спрятаться, когда мир становится слишком жестоким. Но эта стена холодная, неприступная. Клайв не умеет показывать эмоции, не умеет говорить о чувствах - он общается действиями. Я вижу, как он напрягается, когда что-то не так, как будто весь мир держится на его плечах. Он словно тихий шторм, который может взорваться в любой момент, но пока держит себя в руках ради меня. Иногда мне кажется, что он боится меня так же, как боится самого города - боится потерять, боится быть слабым. Мы вышли на улицы Пасифика - здесь, где не существует безопасных зон, где каждая тень может оказаться угрозой, а каждый звук - предупреждением. Город живет своей бешеной жизнью, механический и жестокий, как стальной зверь с множеством глаз и ушей. Здесь нет места слабости, и Клайв знал это лучше всех. Он шел впереди, уверенный, будто каждый камень, каждая трещина на асфальте часть его памяти. Для меня же все было новым, неизведанным. Каждый звук, шорох в мусорном баке, отдаленный лай собак или глухой гул дронов вызывал во мне волнение, нет... Тревогу! Но я училась. Училась читать город и чувствовать его ритм. Переулки были расписаны граффити - не просто рисунками, а криками боли, надежды и борьбы. Я смотрела на эти яркие пятна, как на дневники незнакомцев, которые жили здесь до меня. Эти стены хранили их истории - про предательство, утраты, любовь и жажду свободы. Каждое изображение было словно тайный код, послание для тех, кто умеет видеть. Я старалась впитать все это, как губка, чтобы не потеряться в бетонных лабиринтах и холодных коридорах этого города. Внезапно рядом промелькнула группа подростков - их взгляды были остры, как лезвия ножей. Они смотрели на меня так, будто я была нарушением правил их мира. Я почувствовала, как Клайв замер, а потом шагнул вперед, словно преграждая путь невидимым щитом. Его присутствие было крепким и надежным, оно окутывало меня невидимой броней, и в этот момент я поняла, что он - моя единственная защита в этом хаосе. Но внутри меня бурлило что-то другое - страх, смешанный с отчаянной решимостью не стать чужой жертвой, не раствориться в этом городе. Я часто ловлю себя на мысли, что он не просто мой опекун - он стал для меня чем-то большим. Хотя он редко улыбается и почти никогда не говорит нежно, по-отцовски, я чувствую, что его тишина - это тоже форма заботы. Иногда я вижу, как он смотрит на меня, и в его взгляде скрыта такая сила, что кажется, будто он готов бросить вызов всему миру ради моей безопасности. Но он не рассказывает о своих страхах, не просит помощи, он просто делает то, что должен. И в этом жестоком мире его молчание - мой самый надежный щит. Мы шли дальше, и я пыталась не думать о том, как легко здесь потерять себя - стать одним из безликих лиц, статистикой исчезнувших или просто очередным трупом в бесконечном списке. Клайв говорил мало, но каждое его слово было словно железный молот - нельзя спорить, нельзя ослаблять хватку. Он был моим якорем, моим оплотом, когда весь мир казался зыбким и опасным. Наши отношения с Клайвом - это тишина, которая говорит больше слов. Это взгляды, что цепляются друг за друга, словно страх и доверие сплетаются в тугой узел. Он учит меня не бояться, не сдаваться. Иногда это жестко, иногда холодно, но всегда честно. И я знаю - если бы не он, меня здесь бы уже не было. День медленно таял в вечер, и мы вернулись в нашу комнату - маленькое пространство, где тьма наступала быстрее, чем я могла к ней привыкнуть. Клайв включил ноутбук, и свет экрана окутал его лицо, делая глаза похожими на горящие угли. Он говорил о знаниях, об учебе, как о единственном оружии, которое может спасти меня. Я слушала, пытаясь поверить, хотя где-то глубоко внутри жил голос, который говорил: «Никакие книги не защитят тебя от улиц, от теней этого города.» Когда свет погас, я лежала на холодном полу, глядя в потолок, где трещины казались картой моего будущего - темного, опасного и неясного. Я думала о том, что Клайв дал мне больше, чем просто крышу и еду. Он дал уроки жизни, которые не каждому под силу пройти. Иногда я не понимала его, но знала: без этого не выжить. Но в глубине души во мне жила другая сила - жажда не просто выживать, а быть свободной. Свободной не от него и не от города, а свободной от страха, от чужих ожиданий и тени прошлого. Я не хочу просто существовать - я хочу контролировать свою жизнь. Этот город - дикий зверь, и чтобы остаться живой, нужно быть сильной. Я еще не готова полностью стать такой. Но я не отступлю. В мире, полном теней, я должна найти свой свет. И этот день с Клайвом был только началом пути.
|