| Он не первый, кто охраняет её, и не первый, кто потерял голову и начал принимать свою работу слишком близко к сердцу: его предшественники тоже влюблялись в неё. Очарование вечно юной Ханако таково, что всякий приближенный к ней рано или поздно терял голову (и как же это неудобно, когда человек должен охранять тебя, а не желать).
Сандаю Ода — безупречный вассал, собачья верность, облечённая в насыщенную имплантами плоть, Железный Дровосек, сердце которого бьётся в руках маленькой и хрупкой Ханако Арасака. Он всегда рядом с ней, всегда следит за тем, чтобы даже волос не упал с её головы. Он никогда не оставляет её одну. Он предан ей настолько, что лёг бы ей под ноги, чтобы она прошла по нему, не запачкав туфли, если бы ему не нужно было смотреть по сторонам и каждую секунду ожидать нападения (не мечтал ли он, чтобы однажды оно и в самом деле случилось — это нападение? тогда он покажет, чего стоит, а она увидит, на что он способен для неё, и будет прижиматься к нему, ища защиты). Он скорее умрёт, чем позволит кому-то навредить своей госпоже. Все знают это. Эта преданность настолько сильна, что достойна стихов, какие слагали в прошлом — не так ли?
Но ты не справился, Ода. Ты позволил меня похитить. Ты позволил мне навредить. Такемура выкрал меня, и тебя даже не было рядом, чтобы драться до последнего. Где ты был, когда я нуждалась в тебе больше всего? Почему я осталась одна и каждую секунду ждала, что эти люди оборвут мою жизнь? Как же мне было страшно... И как ты посмел утаить от меня то, что узнал? Сколько ещё тайн хранится в твоём сердце в тайне от меня, откуда мне ждать нового удара?
Слова Ханако — хлёсткие и немилосердные. Обычно мягкая со всеми, на этот раз она выказывает недовольство — и этого достаточно, чтобы наполнить сердце Оды болью. Какие из этих слов Ханако произносит на самом деле, а какие есть лишь в голове Оды, порождённые его собственной совестью? Ханако говорит немного: Ода — птица не настолько высокого полёта, чтобы тратить на него много слов, и она напоминает ему об этом. Он слишком долго пользовался её расположением и, должно быть, она слишком его разбаловала, превратила из цепного пса в комнатную собачку.
Больше промахов не будет — надеюсь, я не зря даю вам шанс, Ода-сан?
Кое-что о наших с Такемурой размышлениях и хедканонах.
У нас Ёринобу жив и добился своего, Ханако уцелела чудом (и стараниями Такемуры и Оды), так что теперь они решают, что делать дальше и как добиться бессмертия для Сабуро (потому что Ханако послушная и преданная дочь, и это её долг, даже если он причиняет ей боль). Такемура по понятным причинам не может рассчитывать на доверие Ёринобу, а потому Ханако оставила его при себе, номинально признав власть Ёринобу. Теперь рядом с Ханако уже не один крутой телохранитель, а двое (пока брат не отобрал все игрушки).
Это не заявка в пару, но чисто теоретически между Ханако и её сторожевой собачкой что-то могло быть (да, это должно звучать вот так извращённо). Такемура тут делает скользкие намёки, что что-то может быть и на троих, так что думай :>
Когда сценаристы писали Сандаю и Горо, они явно вдохновлялись настолковыми телохранителями семейства Арасака: старший выпестовал младшего, а потом младший страшно завидовал старшему, считал, что тот давно устарел и ему пора на свалку, и мечтал занять его место. Все, конечно, рассказывают о глубоком уважении и симпатии между Сандаю и Горо, но факты говорят за себя: когда Такемура и Ви попросили их выслушать, Сандаю... послал их нахрен. Хедканоню, что он и в самом деле мечтает о месте Такемуры, и в тот момент в клубке сложных чувств из признательности, восхищения и зависти как раз зависть всё-таки взяла верх. А теперь Такемура снова в «Арасаке» и более того — пользуется расположением и доверием Ханако куда большим, чем сам Ода. Не то чтобы он совсем в опале, не то чтобы Ханако хоть раз сказала это прямо, но вину свою и просчёт Ода знает: он, как и Такемура, подвёл своего нанимателя.
Что мы ещё нахедканонили. Во-первых, о прошлом Оды толком ничего не известно, поэтому Такемура мог сам подобрать его на улице, сам пропихнуть его в Арасаку, а потом самостоятельно доучить, когда из парня вышел толк. Во-вторых, мы обсудили с Ви (она лапочка), что момент схватки Оды с Ви можно переиграть на схватку Оды с Такемурой, чтобы символично сошлись молодой волк и старый ученик и учитель, и оказалось, что ученик пока не готов превзойти учителя и взлетел так высоко, что падать пришлось больно. Всё это не забетонировано насмерть — приходи и обсуждай.
Мы с Такемурой пишем не пачками, но вполне пишем — если что, третье лицо, единственное число, заглавные буквы (Такемура ещё может от второго, но это его тайный скилл). Ты можешь писать как угодно: практика показывает, что лично для меня решает не регистр и лицо, а какие-то более сложные для объяснения вещи, и надо просто смотреть, как сыграемся. Ждём тебя оба с одинаковым нетерпением: я играть с цепной собачкой, он — с учеником, который видит в нём соперника. А ещё мы в графику можем, хоп-ля.
Из важного вне постов. Успешное общение — это про то, чтобы совпадали или не мешали друг другу тараканы. Мы здесь собрались, чтобы расслабляться и играть в своё удовольствие: иногда пишем посты туда, где чётче сформировалась мысль, не ведём строгую очередь, но не оставляем сидеть без поста неделями. Мы не следим за тем, кто и кому и сколько и в каком порядке отписал постов и ждём, что за нами следить и считать тоже не будут. Не торопим с постами и ждём того же. Не ревнуем и не терпим ревность, если она выходит за игровые рамки. Играем с кем хотим и даём делать это другим: заводи ещё хоть кучу эпизодов (мы даже рады будем и почитаем). Мы все взрослые люди, поэтому иногда не можем принести пост быстро или не всегда доступны в личке/телеге (а иногда просто слишком затраханы реалом, чтобы исторгнуть из себя что-то умное), но это не значит, что мы игнорим — просто нам надо подышать. Если ты тоже человек, которому иногда нужно пространство и передышка — мы туточки. Ну и базовое: мы друг друга стебём, но уважаем и не токсичим.
По внешностям: можешь приносить и свои варианты, а я поясню за свои. Кадзуя вполне себе смазлив для Оды, поэтому он красуется в гифках выше, а ещё у него есть роль, где он весь из себя дерзкий-резкий и в татухах — а ещё он в этом сериале играл с Ёске Кубодзукой, которого я хедканоню на Ёринобу (смотри заявку ниже), и это вообще по-моему прекрасно. Эндрю Кодзи на Оду похож мало внешне, но у него тоже вкусные вайбы мужика, который придёт и даст леща в «Воине» (а ещё он играл в фильме про поезд с Санадой, уву). В общем, думай, можем поискать ещё, мне чатжпт и другие варианты приносил.
И вообще мчи скорей, мне тут Сильверхенд угрожает бензопилой. пример поста Свет, который бьёт даже через закрытые веки — слишком яркий. Свет дешёвых ламп, который разъедает самую дорогую оптику от Кироси, и от него совершенно нет спасения. Во рту неприятный привкус — она прислушивается к этому ощущению с внутренним удивлением, хотя уже прекрасно понимает и причину этого вкуса, и то, почему на неё светит этот невыносимо яркий, ядовито-жёлтый свет дешёвой лампы. Прежде ей не приходилось просыпаться так, потому что прежде никто с ней не обходился таким образом. Ханако лежит тихо, не шевелясь: она думает. Быстро перебирает в памяти всё, что случилось до того, как Такемура усыпил её, пытаясь хотя бы предположить, чего ей ждать от этого человека. Человека, который годами служил её отцу, чтобы в конце концов убить его.
(На заметку. Кое-что здесь до сих пор не укладывается в голове. Очень странно и неправильно для такого, как Такемура, как убивать её отца в принципе, так и убивать его таким способом. Эта мысль беспокоит её уже какое-то время, и Ханако в очередной раз откладывает её, чтобы обдумать в следующий раз — если у неё будет следующий раз, разумеется. Такемура решил избавиться не только от отца, но и от неё? Она помнит его ещё молодым, когда он, будучи всего на несколько лет старше неё — и тогда именно так он и выглядел, — состоял в охране семейного особняка Арасака. Она называла его старшим братом, и он должен помнить это — но если он убил человека, которому всем обязан, то, наверное, и их общие воспоминания ничего для него не значат. Так или иначе, сейчас у неё есть более насущные проблемы: примем за истину то, что Такемура и в самом деле убил её отца — теперь нужно понять, что ей делать, чтобы не стать следующей. И что он сделает после того, как закончит с ней? Возьмётся за Ёринобу? За Митико? Сколько мёртвых членов семьи Арасака нужно, чтобы удовлетворить его жажду крови?)
Что ему нужно? Убить её Такемура мог сразу, как только пробрался через все заслоны и миновал снайперов и… какую ещё охрану гарантировал ей Ёринобу? Какой бы она ни была, она была недостаточной — Ёринобу всё равно что отдал её в руки убийцы их отца, причём без особого сопротивления: на Такемуре не было ни царапины, когда он вошёл. Даже его одежда была в полном порядке. Нет, нет, сейчас не время винить кого-то в чём бы то ни было — ей нужно мыслить трезво, не позволяя страху и отчаянию затмить её рассудок. Если он не хотел её убивать даже тогда, когда она попыталась активировать трекер и сбежать (глупо: она проигрывает ему и в скорости, и в быстроте реакции)… то что? Что может понадобиться от ещё одной из семьи Арасака, когда он уже обезглавил их, когда он лишил её и Ёринобу отца? Прежде Такемура казался ей олицетворением чести и верности старого времени, когда люди жили с большим достоинством, чем сейчас, но всё это оказалось притворством — так что она вообще знает о Такемуре теперь? Значит ли это, что человек, который скрывал свою истинную натуру столько лет, способен на всё что угодно? И если не смерть… возможно, она ещё пожалеет, что он не принёс ей смерть.
По крайней мере, одежда по-прежнему на ней: и её платье, и её плащ.
И она знает ещё кое-что — и это очень простое и ясное знание: ей не удастся обмануть Такемуру и сделать вид, что она всё ещё не пришла в сознание. Он понял, что она очнулась в тот самый момент, когда она очнулась: уловил перемену в её дыхании. Со всеми его имплантами, которые годами совершенствовались и совершенствовали его по милости её отца, ей не удастся провести его таким… детским притворством. А раз так, незачем и выставлять себя на посмешище. Может быть, она ничего не стоит в бою против такого, как он, может, она всего лишь слабая женщина, самый хрупкий из цветов на дереве Арасаки, но она всё ещё часть этой семьи, и в ней течёт кровь людей, которые стояли до конца — и не боялись смерти, если их бой был проигран. Она покажет недостойному предателю, что значит настоящее достоинство самурая.
Открыв глаза, Ханако неспешно опирается ладонями о дешёвую обивку продавленного дивана (ей кажется, что пыль с него сразу же впитывается в неё, заставляя померкнуть золотую кожу) и садится. После транквилизатора у неё кружится голова, и она чувствует себя тяжёлой, медленной и неловкой, но кому ей жаловаться? Такемуре? Раньше она могла позволить себе это (она всегда могла позволить себе больше — могла позволить себе чужое сочувствие, которого не могут позволить мужчины, потому что она слаба, потому что она самая младшая, и ей не стыдно быть слабой, особенно с кем-то, кто сошёл бы ей за брата, о чём она вовсе не стыдилась иногда напоминать), но не теперь. Ханако замечает его сразу, но, несмотря на громко стучащее сердце, делает вид, что его присутствие нисколько не занимает её, и даёт себе несколько секунд, чтобы осмотреть обстановку, в которой она оказалась. Такемура притащил её в какое-то тёмное, тесное и пахнущее лежалой пылью помещение, в котором явно давно никто не живёт. Он, должно быть, решил начать с такого рода унижения — а потом что, перейти к другим? Обводя взглядом комнату, она смотрит и на окно (не задерживая, впрочем, на нём взгляд), но виды Найт-Сити и в более спокойное время почти ни о чём ей не говорят: она помнит от силы несколько улиц. Теперь же она понимает только то, что они по-прежнему находятся в Найт-Сити — неудивительно, едва ли даже такой, как Такемура, способен похитить её, и сбежать из города: он талантливый в своей жестокости головорез, но всё-таки не бог.
Наконец, увидев всё, что она хотела увидеть (она, впрочем, никогда не хотела видеть это место вовсе — и с радостью стёрла бы его из своей памяти), она переводит взгляд на Такемуру Горо. Он нисколько не изменился — даже рубашка всё такая же безупречно белая, как будто он только что оставил её отца под охраной вооружённого отряда и пришёл за ней (вот только всё совсем не так и никогда не будет так). Она, впрочем, не знает, чего ждала: того, что после убийства её отца у него вырастут рога и клыки, и он превратится в они? Ханако чуть вздёргивает подбородок — не слишком высоко, чтобы это не выглядело нарочито. Ей всё ещё плохо, хотя организм уже борется с последствиями, но она не может смотреть на этого человека снизу вверх. Поэтому она встаёт с дивана. Пол покачивается под туфлями, и, вставая, она ненадолго хватается пальцами за подлокотник дивана, чтобы не позволить себе качнуться слишком заметно (хотя, разумеется, он заметил и это). Он опасен. Он убил её отца и пришёл за ней, презрев все меры безопасности Арасаки — всё только для того, чтобы добраться… даже не до Ёринобу. До неё. Он способен на что угодно, и сейчас она в его власти. Но она не станет говорить с ним, как с тем, кто держит её жизнь в руках. Она не станет говорить с ним, как со старшим братом. Она вообще не будет говорить с ним как со старшим: довольно. Она — Арасака Ханако, и она будет говорить с ним, как с телохранителем, который не выполнил возложенной на него миссии. Как с ронином, который запятнал честь её семьи своим трусливым предательством. И сейчас она требует у него ответа — он должен быть признателен уже за то, что она вообще опускается до разговора с ним.
— Что это значит, Такемура? — негромко спрашивает она, держа спину прямо и складывая руки под грудью.
| |
